Ситуация, которая может произойти с КАЖДЫМ, абсолютно с любым родителем — это внезапный допрос в полиции по обращению из школы, где ребёнок сказал, что его побили родители. И это чортов кошмар!
Вот пример — случай, из-за которого мне пришлось прогулять тренировку. Классика — отец в полиции, потому что сын-второклассник пожаловался друзьям, что папа бьёт его палкой, закрывает в чулане на ночь и не кормит.
Сигнал идёт по классической схеме — сперва в школе делают спец.урок на тему о насилии в семье, потом дети начинают делиться друг с другом своими домашними экспириенсами, потом это доносят до сведения школьной советницы/психолога (так детям объяснили в школе — если кто-то из друзей рассказывает, что его обижают дома, то надо ему помочь и рассказать всё взрослым).
По инструкции дальше идёт цепочка — психолог рапортует начальству, начальство рапортует социалам, социалы — в полицию, те приглашают спец.следователя, который допрашивает ребёнка. Детский следователь — это не мент, а специально подготовленная тётенька из министерства соц… поц… ну как его? Мисрад а реваха!
Пока ребёнка допрашивает спец.следователь, папу уже приняли и он ждёт своей участи в коридоре отделения алабамы (алимут бэ-мишпаха, насилие в семье, традиционно сокращают как альмаб — но мне кажется, у меня сокращение лучше, и многие коллеги и уже пользуются).
На допрос папу позовут, когда сын закончит с тётенькой. А так как тётенек-детследовательниц мало, а детей много, то тётеньки нарасхват и суперстары каждая. Все ждут, когда она приедет, и потихоньку раздражаются. Что не есть хорошо — попасть к раздражённому следователю не является большой удачей.
И вот сижу я с мужиком в полиции. Так как саму суть обвинений — а точнее, подозрений — ему огласят только на допросе, который ещё не начался, то мы сидим и гадаем, что ж ребёнок мог сказать. А мужик, как говорит моя интуиция, явно не при делах — то, как он общается, темперамент, реакции на триггеры, всё говорит о том, что ребёнка он не бьёт.
Конечно, нельзя доверять интуиции — иначе вообще можно было бы отменить суд и сразу людей сажать потому, что судье чуйка подсказала, что он виноват. Впрочем, с процентом оправданий ниже двух это, вероятно, не такая уж и плохая идея…
Но скоро четверть века работы с людьми и накопленный опыт манифестируют себя не только через седые волосы на груди, но и переходом колличества в каччество. И уже знакомы паттерны поведения, потные ручонки отнекивающегося педофила «я её не трогал, меня подставили», бегающие глазки кухонного рейнджера «я её не трогал, она ударилась об косяк и поэтому у неё ровным кругом фингал вокруг глаза» и папаша, который удивляется «ну дал я ремня, но не так бил, как меня мой папа».
Короче, мы сидим и ждём. А тем временем тётенька (да какая она тётенька, ей лет 27, доченька практически, я бы сказал, что ей в отцы гожусь, но у нас в Ленинграде это выражение имеет особый сакральный смысл) допрашивает второклассника. Идёт третий час, обычно это куда короче, если речь не идёт о всякой монстрической хреновине, и это также подсвербливает подсознание. Папаша весь извёлся — ну что уже там может быть?
Наконец выходит тётенька и хочет перекинуться со мной парой слов. Тоже непонятно — обычно они от адвокатов бегут быстрее, чем зомби будут бегать в фильмах 2030 года. Вы замечали эволюцию зомби в кино? Лет 30 назад они еле волочили ноги, потом начали бродить, потом шагать, а теперь они, сволочи, такие юркие, что за ними только вампиры могут угнаться.
Говорим с девчушкой (всё, пора разобраться с определениями — тётенька начинается с 55 лет). Она говорит — хорошо, что было достаточно времени, мы тут с мальчиком долго говорили и вот что выяснилось…
Мальчонка попал в новый класс. Вокруг никого — ни друзей, ни даже знакомых. И так получилось, что ему нужно внимание (он экстраверт, а не наоборот — этот… как его… инвалид). И что-то у него с одноклассниками не пошло общение, и он ребятам рассказал, что он особенный — папа его бьёт и издевается. Это, кстати, тот самый момент, когда я впервые услышал, в чём же обвиняют моего подопечного.
Короче, дети впечатлились и рассказали в школе взрослым, а оттуда — по цепочке, как уже было описано раньше. Мальца дёрнули на беседу к школьной психологине, а он же уже всей братве нарассказывал ужасов — не может же он ей сказать, что врал… Дальше он кратко побеседовал с социалами, подтвердив им свои жалобы — потому что не будет же он им говорить, что врал…
Девушка-следователь только через час разговора пришла к уверенности, что всё это выдумки, и ещё полтора посвятила тому, чтоб окончательно убедиться во всём. И вот она мне всё это говорит, а я думаю — и каково бы было сейчас этому папаше, допрос которого только что отменился, если б ребёнку попалась менее вдумчивая девчушка?
Не такая, которая внимательно выслушала и начала задумываться — а такая, для которой это ещё одна стандартная история, со стандартным заключением «нет оснований для заключения о том, что ребёнок врёт»… А дальше допрос, и в перспективе — суд и слова прокурорши «дети ничего не выдумывают просто так».
А в суде у нас есть две презумпции (кроме главной — презумпции виновности). Во-первых, женщины не лгут, а во-вторых — дети. То есть мальчики начинают врать исключительно с 12 лет, в возрасте уголовной ответственности, а до того — никак нетъ!
Вот такая история. Могу, например, и личной поделиться — как со своими мальчиками, которым тогда было 2 с половиной, я ходил в МВД. Даник начал носиться по кабинетам, а когда я его поймал и вернул маме в руке, заявил, лопоча — папа меня дёргал за волосы. Меня аж дрожь схватила — вот ведь мелкий пидарасик, этак он через пару лет меня вломит ментам за то, что я ему мороженое не куплю… Короче, сразу понятно, что адвокатские гены экспрессировались по полной.
Такие дела. Да, а что делать? Во-первых, СРАЗУ ЖЕ ЗВОНИТЬ АДВОКАТУ. Ну блин, серьёзно — это вам же дешевле, потому как в конторе спокойно подготовиться к допросу в пять раз эффективнее и в три раза дешевле, чем заниматься тем же в очереди к следователю или в комнатке в участке, где лишние уши.
Во-вторых — НИКАКОЙ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТИ! Сперва поговорить с адвокатом, потом ДЕЛАТЬ ВСЁ, ЧТО ВАМ СКАЗАЛИ! Самая частая ошибка в таких делах — попытка всё выяснить самому, общаясь на эту тему со всеми членами семьи, что — ВНИАМНИЕ! — может быть истолковано как попытка зашибушить следствие, повлиять на свидетелей и тэдэ. Опасносте!
Мораль — да минует вас чаша сия!
'О кошмаре каждого родителя, или что делать, когда ребёнок врёт?' Комментариев пока нет
Будьте первым комментатором!